В России она охватила период правления сразу трех императоров: Николая I, Александра II и Александра III. Среди них самое большое влияние на формирование романтического восприятия истории оказал, несомненно, Николай I.
Ориентация исключительно на античность, более шестидесяти лет питавшую творческую палитру художников, стала казаться сухой и скучной. Новые увлечения буквально захлестнули культурную жизнь России, в искусстве появилось множество стилей, которым современники давали условные названия: «неогрек», «ренессанс», «рококо», «готический», «мавританский» «неопомпеянский» и т.д.
Увлечение прошлым, нашедшее в жизни высшего общества яркое воплощение в «исторических» маскарадах, быть может более всего отразилось в изделиях декоративно-прикладного искусства. И здесь мебель, как главный элемент «вещного» пространства, окружающего человека, играла ведущую роль. По словам одного из героев романа «Братья Карамазовы», было «много диванов и кушеток, диванчиков, больших и маленьких столиков; были картины на стенах, вазы и лампы на столах, было много цветов…».
Вкусы эпохи историзма склонялись к разнообразию форм и декоративных мотивов. Это коснулось и материалов, выбранных для отделки мебели: кроме привычных красного дерева и тополя «натурального вида», здесь использовались «черное папельное дерево» (мореный тополь), амарант, орех, лимонное дерево, «агаровое дерево» (волнистый серый клен), местами дополненные серебрением и золочением. Постигая особенности наследия прошлого, и одновременно пытаясь превзойти их, мастера изобретали новые технологии и материалы.
Разнообразие созданных в эпоху историзма конструкций и декоративных приемов не поддается простому описанию. Названия некоторых предметов обстановки давно вышли из употребления или обозначают сейчас совсем другие вещи. А между тем, читая любимых писателей того времени, мы подчас не догадываемся, что упоминая, например, «бержерку» или «гамсовы кресла», автор сразу определял уровень жизни своих героев, их вкус и достаток.
Многое из повседневной жизни людей XIX века сейчас словно скрыто завесой забвения. Приподнять ее, рассказать, а главное, показать, в какой обстановке развивались драматические события произведений Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, И.А. Гончарова, И.С. Тургенева – одна из главных задач выставки. Ее название «Мебель для всех причуд тела» − это цитата из повести «Маскарад» писателя Н.Ф. Павлова (1839), весьма известного в свое время. Эпитеты «прихотливый», «причудливый», «изящный» − модные словечки, которые особенно часто встречались в эпоху историзма, относясь к самым разным понятиям, но неизменно особенного, утонченного толка.
Исключительное особое значение имеют образцы, сохранившиеся от подлинной обстановки интерьеров Зимнего дворца, – немые свидетели жизни царской семьи на протяжении нескольких десятилетий.
Предметы мебели из покоев Зимнего дворца, многие из которых запечатлены на видовых акварелях, − тот лейтмотив, который «звучит» в каждом разделе экспозиции, посвященном конкретному стильному направлению 1820−1890-х годов. Судя по акварельным изображениям, в Зимнем дворце, помимо традиционных диванов, кресел и стульев, большим спросом пользовались различные секретеры, бюро, письменные столы, а особенно – конторки, вид мебели для работы стоя. Они находились не только в кабинетах императора, но и практически во всех учебных комнатах, библиотеках и даже спальнях. Убранство главной императорской резиденции, задуманное ведущими архитекторами, воспринималось современниками как модный ориентир, воплощение последних тенденций в области художественного и декораторского мастерства. Мебель по рисункам и эскизам талантливых архитекторов и дизайнеров, трудившихся над убранством дворцовых интерьеров, сохранявшимся в мастерских ведущих столичных фирм – братьев Гамбс, В.И. Бабкова, К. Гута, А. Эмзена, А.И. Тура и других, с небольшими вариантами включалась в их в ассортиментный ряд, радуя заказчиков образцами из обстановки дворцовых залов «Государя Императора». Иметь обстановку, близкую к императорской, было всегда престижно, однако точного копирования старались не допускать.
300 экспонатов выставки, большая часть которых показана впервые, – рисунки с эскизами мебели; гравированные изображения мебели из салонов петербургских магазинов и мебельно-обойных мастерских; акварели с видами дворцовых интерьеров и предметы декоративно-прикладного искусства – отражают наиболее характерные явления своего времени как с художественной, так и с бытовой точки зрения.
Куратор выставки – Наталья Юрьевна Гусева, заместитель заведующего Отделом истории русской культуры Государственного Эрмитажа, кандидат искусствоведения.
К выставке подготовлен научный иллюстрированный каталог «“Мебель для всех причуд тела”. Эпоха историзма в России» (СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2018. – 320 с. : ил.), который предваряет вступительное слово директора Государственного Эрмитажа М.Б. Пиотровского. Автор текста каталога – Н.Ю. Гусева.
МЕБЕЛЬ, ИМПЕРАТОР И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Вступление к каталогу «“Мебель для всех причуд тела”. Эпоха историзма в России» (СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2018. – 320 с. : ил.)
Один из элементов миссии Эрмитажа – уточнять привычные для общества представления и иногда исправлять уже сложившиеся, но крайне упрощенные репутации. У новой грандиозной выставки есть две такие темы: стиль эклектики и император Николай Первый. «Эклектика» – использование и соединение различных исторических стилей – давно уже является в публицистике ругательным словом. Его вариант – «эклектизм» как бы более респектабелен и звучит несколько уважительнее. Эрмитаж давно уже использует серьезный термин – «историзм» и под его эгидой делает частые выставки. Очередная – представляет русскую мебель, стили которой не только хронологически, но и эстетически связаны с императором Николаем Павловичем, его вкусами и художественными пристрастиями. Николаевским можно назвать не только своеобразный ампир, но и николаевскую готику, и романтизм, и русское рококо. Знаменитый «русский стиль» тоже восходит к вкусам Николая. Император сознательно пытался определить направление развития культуры, задать определенные образцы и сделать их общераспространенными. Такие стремления и политику можно сколько угодно критиковать, однако именно их результатом стало превращение Эрмитажа в публичный музей и возведение для него здания-шедевра (Новый Эрмитаж). В других областях стандартизация высокой эстетики имела и положительные и отрицательные стороны. Отрицательные – включая знаменитое «православие, самодержавие, народность», – у всех на слуху. О положительных надо напоминать, что Эрмитаж регулярно и делает.
Ориентиром для императора, а за ним и общества, стал историзм – любовь к различным историческим стилям и включение их элементов и «архетипов» в жизнь и быт России XIX века. Увлечение историей, всякой разной, но главное – западной, делало русский правящий и средний классы более причастными к многовековой эстетической традиции. Мы как бы осваивали как свое средневековье, готику, ренессанс, эпоху Людовика XVI, рококо, турецкий и китайские вкусы. Все это было, конечно, вторичным и, наверное, по праву вызывало у потомков, а иногда и современников, насмешку, но это же обогащало жизнь, и именно это вызывало в качестве реакции интерес к собственным, русским традициям и вовлечение их в сферу художественного творчества и художественного производства. Историзм сродни недавно пережитому нами постмодернизму, который тоже стилизовался под прошлые эпохи и стили, но делал это уже подчеркнуто иронично, заменяя восторг и любование насмешкой и ерничаньем.
Однако и тут и там речь идет о важном процессе освоения культурного наследия в его формах, пригодных не только для дворцов, но и для жилых домов. Наша выставка, во многом связанная с традициями Зимнего дворца, хорошо показывает эти два мира – Двора и общества. Новые ритуалы и традиции сказались в больших и в мелких вещах. Дворцовый стиль торжественен и не очень удобен; жилой быт явно стремился к уюту. Недаром в эту эпоху самые популярные и разнообразные предметы – это разные диваны, кушетки, оттоманки, пуфы... Название выставки – цитата, несколько простоватая, но отражающая суть. Стиль менялся. Иногда для того, чтобы александровский классицизм превратить в николаевский уют, достаточно было навесить на строгую мебель красного дерева «золотые» украшения из бронзы и даже из папье-маше. Другой популярный предмет – конторки. Бюрократизм старался выглядеть изящно.
Когда много лет назад в Николаевском зале была развернута выставка о европейском историзме, глядя на ее экспонаты, думалось – и в этой обстановке жили импрессионисты! Таким был быт людей, революционизировавших наш взгляд на мир. Мебель, подобная той, которая выставлена сейчас в Манеже Малого Эрмитажа, окружала Тургенева, Достоевского, Толстого, Гоголя, Лескова и персонажей их произведений. Слова и вещи позволяют понять друг друга, а еще – особенности русского менталитета и дух русской классической литературы.
Символы этого времени – Исаакиевский собор, Александровская колонна, Коттедж в Петергофе, это имена: Монферран, Штакеншнейдер, Тон, Гамбс. Это – новое прочтение античности, средневековья, готики, французской куртуазности, китайской самоуверенности, османской и персидской роскоши. Это – поиски русских корней.
Все упомянутое и многое еще запечатлено не только в экспонатах этой выставки, но и в залах, и в архитектуре Зимнего дворца и Эрмитажа. Наш музей, возродившийся из пепла после пожара 1837 года, является высочайшим памятником эпохи историзма.
Неудивительно, что именно Эрмитаж сегодня, в очередной раз, напоминает о прелести вещей, забытых и сочтенных однажды ненужными для дальнейшего развития.
На развитие работает, на самом деле, все, даже если это не всегда осознается современниками или потомками.
Михаил Пиотровский,
директор Государственного Эрмитажа
